Порочная доктрина

Его пример – другим наука

Перед каждыми выборами обе главные партии Америки ищут ударные темы для своих предвыборных платформ. Поскольку Демократическая партия ныне сдвинулась далеко влево и исповедует радикальную социалистическую идеологию, борьба за материальное равенство составляет ключевую часть ее программы. Именно этот мотив избран демократами главной темой разворачивающейся предвыборной кампании.

На протяжении истории мало что приносило столько несчастья человечеству, как лозунг равенства, звучащий крайне заманчиво для незрелых мозгов. Моря крови были пролиты во имя того, чтобы втиснуть общество в прокрустово ложе всеобщего равенства. Во имя равенства французские якобинцы рубили головы «врагам революции» (а заодно сводили личные счеты: не более 13% жертв якобинского террора были аристократами, остальные принадлежали к среднему и низшему сословиям).

Трезвые мыслители испокон веков указывали, что существует лишь один разумный вид равенства – равенство перед законом, все остальное – зловредные бредни, звонкая фраза, оружие демагога. «В каждой луже среди водных гадов есть свой гад, других гадов иройством превосходящий», выражал свое презрение к этой идее ядовитый Салтыков-Щедрин.

И тем не менее, при всей своей очевидной нелепости этот лозунг обладает неодолимой привлекательностью для тех, кто не дает себе труда или не в состоянии вдуматься в смысл на первый взгляд чрезвычайно заманчивой идеи и разглядеть неприглядную изнанку за мишурным фасадом.

Среди особенно рьяных поборников равенства выделяются две категории людей. Равенства жаждут те, кто не может или не желает самостоятельно стоять на ногах и, исходя завистью и ненавистью к «богатым», требует своей «законной» доли пирога. Эта категория людей – пушечное мясо революции, дубина в руках ее вождей.

Равенство – это также «светлая мечта» революционных вождей. Самозваные благодетели человечества одержимо рвутся к власти, маскируя свои бешеные амбиции состраданием к «униженным и оскорбленным» и требованиями перераспределения национального богатства в их пользу, т.е. ограбления состоятельных классов и передачи награбленного бедным (сейчас это называется «отнять и поделить», Ленин был откровеннее: «Грабь награбленное!»).

Однако многие в остальном нормальные люди совершенно искренне верят в благотворность идеи всеобщего материального равенства. Бешеная пропаганда уравниловки находит отзвук в сердцах этих идеалистов, а некоторые из них даже пытаются реализовать свои мечтания на практике. Один такой случай недавно описала корреспондент New York Times Патриция Коэн.

В апреле нынешнего года Дэн Прайс, глава компании Gravity Payments из Сиэтла, занимающейся обработкой кредитных карт, объявил, что устанавливает для всех 120 работников своей фирмы – от высших до низших – единый уровень зарплаты: 70 000 долларов в год. Не сделал он исключения и для самого себя, отказавшись от миллионного оклада и тоже положив себе такую же зарплату, как у всех.

Революционная (во всех смыслах) идея пришла молодому бизнесмену (ему 31 год) после того, как приятельница пожаловалась ему, как трудно ей сводить концы с концами, платить за квартиру и выплачивать студенческий долг на зарплату в 40 000 долларов. Слушая ее, Прайс вдруг осознал, что многие из его собственных работников зарабатывают не больше нее, а кто и меньше. Он где-то прочел об исследовании, автор которого заключил, что 70 000 долларов годового заработка вполне хватит на все нужды, и решил взять эту цифру на вооружение.

Как пишут в романах, бизнесмен из Сиэтла проснулся знаменитым. Его почин стал известен во всем свете. Ведущие ток-шоу выстраивались в очередь, чтобы взять у него интервью, его фирму завалили своими резюме тысячи желающих поступить к нему на работу и вкусить плоды его щедрости, его провозгласили «интеллектуальным лидером», из Гарварда спешно прибыл профессорский десант изучать его передовой опыт, школьники младших классов по наущению учителей писали ему благодарственные письма, одинокие женщины присылали ему кокетливые приглашения познакомиться. Дэн Прайс купался в лучах славы, не обращая внимания на мрачные предсказания отдельных отщепенцев-скептиков, предупреждавших о неминуемом провале его социалистической затеи.

Однако мрачные предсказания отдельных отщепенцев-скептиков начали сбываться с пугающей быстротой. Gravity Payments захлестнула волна электронных посланий, почтовых отправлений, постов в социальных сетях и телефонных звонков, и оказалось, что компания просто не в состоянии переварить эти побочные продукты своей популярности. Стройный механизм ее работы разладился, порядок сменился хаосом.

Хуже того, стал разваливаться бизнес компании. Некоторые ее клиенты, усмотревшие в поступке Прайса политическую подоплеку, аннулировали контракты с его компанией. Другие клиенты последовали их примеру по чисто деловым соображениям – опасаясь, что Gravity Payments поднимет свои ставки, сколько бы владелец компании ни уверял их, что подобные страхи неосновательны.

Парадоксальным образом даже благоприятные последствия славы обернулись своей неприглядной изнанкой. Десятки новых клиентов начали заключать контракты с фирмой нового благодетеля человечества. Но если платежи по новым контрактам ожидались как минимум через год, для работы с дополнительными клиентами Прайсу пришлось нанять полтора десятка новых работников, платить которым нужно было уже сейчас. И к тому же хозяину фирмы пришлось бесплодно гадать, сколько дополнительных работников ему понадобится, не зная, как долго будет длиться полоса везения.

У Прайса испортились отношения с рядом друзей и знакомых в кругах предпринимателей Сиэттла. Они расценили поступок Прайса как рекламный трюк, который подорвет их репутацию в глазах их собственных работников: на фоне прайсовской щедрости другие предприниматели будут выглядеть как шейлоки.

Но главные проблемы возникли в самой компании. Среди работников Gravity Payments началось брожение. Два наиболее ценных сотрудника компании подали заявления об уходе, объяснив свою «измену» негодованием по поводу того, что несправедливо удваивать зарплату новичкам и неквалифицированным работникам, в то время как ветераны компании, ее золотой фонд, остались при своих.

Но самый тяжелый удар нанес Дэну Прайсу его старший брат и сооснователь компании. Не прошло и двух недель с провозглашения судьбоносного начинания Дэна, как Лукас Прайс подал в суд на брата. Огромные гонорары адвокатов легли непосильной ношей на владельца компании. Дошло до того, что Прайс вынужден был сдать в аренду свой дом, чтобы хоть как-то свести концы с концами.

Скептики предупреждали, что идея Дэна Прайса – воздушный замок, его замыслы неизбежно разобьются о суровую реальность. Прошло какие-то три месяца, и Прайс был вынужден признать поражение: эксперимент провалился. Ему и в голову не приходило, что если платить людям независимо от их вклада в дело, бездельники от этого не преисполнятся трудового энтузиазма, а трудяги, наоборот, его утратят: с какой стати им вкалывать, получая столько же, сколько захребетники? Это элементарное свойство человеческой психики. Нельзя не восхищаться идеалистическим благородством Дэна Прайса, его готовностью претворить слова в дела, одновременно поражаясь его безмерной глупости и невежеству.

Взирая на мир сквозь розовые очки, Дэн Прайс полагал, что все люди одинаковы, все жаждут честно и плодотворно трудиться, стоит только создать для всех одинаковые условия. Ведь именно так его учили почтенные профессора в университете. Материальное неравенство углубляется, рассуждал он. Разумные, трудолюбивые и прилежные работники имеют право на достойный заработок, и он готов был бороться за эту благородную идею. Прайс рассчитывал, что если новая система оплаты труда работников увенчается успехом, его почин будет подхвачен целой ратью последователей, которые понесут его в массы.

Вместо того, чтобы внимать идиотским бредням, имеющим широкое хождение в левых кругах, Прайсу следовало бы ознакомиться хотя бы с Евангелием от Матфея, где в притче о работниках в винограднике проводится свежая для марксистов мысль о том, что люди, которые трудятся от зари до зари, будут недовольны тем, что другие, которые вышли в поле только к шапочному разбору, получают столько же, сколько и они. Евангелисты явно знали человеческий характер лучше, чем сегодняшние марксисты.

Но если для Прайса зазорно углубляться в религиозные тексты, он мог бы с пользой для себя ознакомиться хотя бы с историей своей страны, которая началась с социалистического эксперимента, весьма схожего с его собственным.

В 1620 году группа английских пуритан отправилась за океан строить новую счастливую жизнь. Они бежали не только от религиозных преследований, но и от старосветских пороков – материализма, эгоизма, корыстолюбия и беспринципности. Они собиралась построить в Новом Свете идеальное общество на принципах социального альтруизма. В основу грядущего общества они положили коммунистические идеи, почерпнутые из «Республики» Платона: упразднение частной собственности и равное распределение обязанностей и благ между всеми. Свое намерение, которое им заповедали инвесторы их предприятия, переселенцы закрепили в контракте, подписанном на борту «Мэйфлауэра» еще до того, как они прибыли к берегам Америки.

Результаты социалистического эксперимента красноречиво описал в своем дневнике Уильям Брэдфорд, первый губернатор и глава колонии. С самого начала все пошло не так, как рассчитывали идеалисты. Крепкие и здоровые мужчины роптали, почему они должны бесплатно работать за слабосильных и хворых, почему им приходится кормить чужих жен и детей. Сильные считали несправедливым, что они получают такое же довольствие, как слабые, которые едва тянут четверть их нагрузки. Пожилые и мудрые считали неуважением к себе, что неоперившихся юнцов ставят с ними на одну доску. Женщины тяготились тем, что им приходится стирать и готовить для других, рассматривая это как своего рода рабство.

Результатом попытки воплотить в жизнь идеи коммунистических мечтателей стала катастрофа и голод, как физический, так и моральный. Опыт социалистического эксперимента, пишет Брэдфорд, наглядно продемонстрировал нелепость ожиданий, что лишение людей их имущества и передачу его в общественную собственность – рецепт всеобщего счастья и процветания.

Эксперимент длился два с половиной года, но жизнь заставила колонистов под страхом верной гибели поселения вернуться к старому, испытанному тысячелетиями способу существования, основанному на принципах частной собственности и свободного предпринимательства. Вместо того, чтобы трудиться во имя общего блага, каждому члену общины было разрешено взять на себя ответственность за свое собственное благополучие.

Каждая семья получила в надел участок земли размером соответственно числу ртов. Итогом стала поистине волшебная перемена: все вдруг преисполнились необычным трудолюбием, было посеяно гораздо больше пшеницы, чем губернатор или кто-либо еще мог бы принудить колонистов. Женщины с детьми стали охотно выходить на полевые работы, которые ранее были для них мучением и символом угнетения. Был собран богатый урожай, у самых трудолюбивых и способных образовались излишки, которые они могли продавать другим, и в результате нужда и голод ушли в прошлое. В колонию пришла пора благоденствия.

Опыт американских пилигримов поучителен: коллективистские утопии во всех их ипостасях разбиваются о человеческую натуру, «альтруизм» неизменно оборачивается голодом, нищетой, всеобщим озлоблением и экономическим, а вслед за ним и политическим рабством. Труд, производительность, инновации, процветание возможны только в условиях свободы. Коллективизм же во всех его ипостасях, попирающий индивидуальную свободу во имя призрачного «всеобщего блага», ведет к катастрофе.

Адам Смит убедительно показал, насколько эффективнее и гуманнее здоровый эгоизм. Стремясь сугубо к собственному благу, производитель в конечном итоге вносит вклад в благополучие всей общины, в то время как самозваные благодетели человечества, обещающие привести общество ко всеобщему счастью за счет перераспределения материальных благ, неизменно заводят своих последователей в тупик.

Проблема левых – в том, что для них не существует грубой действительности, они закрывают глаза на практические результаты своих идей. Единственная реальность для них – «благие намерения». Поэтому они постоянно призывают смотреть в будущее, оглядываться в прошлое для них чуть ли не преступно. Оно и понятно: обернись они назад – и их взору предстанет бесконечная вереница дымящихся руин, которыми неизменно оборачиваются все их «благородные» порывы.

И добро бы еще речь шла о какой-то экзотике, о золотом веке в далеком прошлом или о рае за семью морями – о сказке, которую невозможно поверить опытом. Но ведь провалы социализма, где бы его ни пробовали осуществить, у всех на глазах. И тем не менее прекрасный сон о всеобщем счастье и равенстве продолжает властвовать над умами. Видно, слишком сильна потребность людей в вере.

А что же Дэн Прайс? Его эксперимент провалился, сам он разорился, похоже, что его компания не сможет удержаться на плаву, и в результате его прекраснодушного почина 120 человек останутся без работы. Он получил предметный урок на тему о том, что благими намерениями дорога в ад вымощена. Он хотел как лучше, а вышло как всегда. Но отрезвит ли его пример других идеалистов, у которых благородство помыслов соединено с невежеством и глупостью? Прошлый опыт учит, что на это рассчитывать скорее всего не стоит. Словами поэта, «Гром побед отзвучит, красота отцветет, /Но Дурак никогда и нигде не умрет, – /Но бессмертна лишь глупость людская!» (Дмитрий Мережковский).